Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица - Страница 35

До начала дежурства заглянула к Валентине — старшему диспетчеру. Она работает у нас меньше года, но все ее любят. Шумная, активная, перед начальством за нас ответчица, не отступится, пока своего не добьется. Благодаря ее настырное™ комнату отдыха и кухоньку оборудовали, микроволновую печь купили, теперь не в сухомятку обедаем. Вале тридцать пять, но она уже настоящая мать-командирша, за ее спиной всем покойно.

Не знала, с чего разговор начать. Но Валя догадалась:

— Сообщили? Лично я, Зоя, против тебя ничего не имею. Ты — ветеран, и авторитетом пользовалась, и выговоров не имела…

Я с ужасом поняла, что говорит она в прошедшем времени!

— Было, не было, нам тут следствие некогда разводить, да и милиция отказалась, — продолжала Валя. — Сама пойми! Коллектив лихорадит, на работе отражается. То адрес вызова перепутают, то детскую реанимацию к умирающей старухе отправят. И винить народ трудно. У всех в мозгах кавардак и возмущение. Словом, тебе лучше уволиться. Без скандала и по собственному желанию. С начальником станции я уже говорила, он это решение поддерживает.

— Валя! Клянусь! Самым святым! Я — не воровка!

Она губы поджала, в сторону взгляд отвела, стала бумаги на столе перекладывать. Мол, разговор окончен.

Уволиться? А на что будем жить? Полторы моих ставки — основа семейного бюджета. Лешина стипендия и газетный приработок — их только на хлеб и проезд в транспорте хватает. А за квартиру платить? Сыну на зиму куртку надо справить, ботинки у него прохудились…

Но, с другой стороны, долго смогу выдержать отношение к себе как к прокаженной? Точно поле вокруг меня электрическое возникло, кажется, народ шарахается, током бьет. Лишь Ольга из своего угла подбадривающие знаки подает: держи XBQCT веником!

Обедали с ней, уверяла, что я надумываю, что многие девочки не верят в мое воровство. Я представила, как они шушукаются, перемывают мне косточки — еще хуже стало. Лучше в изоляции, чем оправдываться или выслушивать уверения в добром ко мне отношении. Поди узнай, искренне говорят или кривят душой. Даже если искренне, червячок сомнения все равно, наверное, остается. Нет, хватит мне Ольги, а с остальными — свести общение до минимума, только быстро и по делу.

По дороге домой я новое место работы подбирала. Говорят, уборщицам в офисах хорошо платят, работа по вечерам, а днем можно теми же газетами вразнос торговать. Главное, чтобы перерыва большого не было. А то безденежье и безделье меня точно с ума сведут.

Леша и Славик, которые меня дома ждали, решительно против увольнения выступили.

— Ведь получится, что ты вину признала! — кипятился Леша.

— А настоящий преступник останется на свободе! — поддакивал Славик.

— Дети! Не приведи вам бог подобное пережить! Пусть лучше я уйду сама, чем с позором выгонят.

— У нас только один выход, — заявил сын («у нас», заметьте). — Надо найти настоящего вора.

— Ходил на кафедру уголовного права, — сообщил Славик. — Разговаривал со старшим преподавателем, который двадцать лет в угро проработал.

— Ну? — хором спросили мы с Лешей и замерли в надежде.

Славик развел руками:

— Он сказал, что проще иголку в стоге сена найти, чем клептомана.

— Вот видите, — подавила я горький вздох. — Значит, только увольняться.

Но оказалось, что у детей есть план, они придумали ловушку для вора. Сначала идея ребячеством и глупостью мне показалась. Славик в каких-то своих учебниках вычитал: на приманку (кошелек, упаковку денег) крепится контейнер с несмываемыми чернилами; преступник хватает добычу, контейнер выстреливает и пачкает вора. Еще деньги невидимым радиоактивным составом метят. Какие у нас в доме радиоактивные вещества, скажите, пожалуйста?

Я мальчишек отговаривала. Но у них такой энтузиазм был! Горели от желания справедливость установить. По рукам бить? Пусть потешатся. А сама заявление на уход подала. Начальник без слов подписал, только попросил месяц отработать, пока новенькую обучат. На дежурства ходила, как на каторгу. Ни с кем не общалась, кроме Ольги. Подходили другие, заводили разговор, но я обрывала. В изоляции, не оправдываясь, мне легче было. Съездила в компанию, которая уборкой в фирмах занимается. Можно было сразу в трех местах работать, в одном офисе убирать утром, в другом — днем, в третьем — вечером. В зарплате не теряла, даже выигрывала, но физическая нагрузка, конечно, большая. Ничего, справлюсь!

В квартире у нас закипела бурная деятельность. Ребята мастерили ловушку по каким-то чертежам. Ничего у них не получалось. А грязи! Испытывают конструкцию — сами в чернилах, мебель в пятнах, а в нужный момент контейнер не срабатывает, не выстреливает.

Я не выдержала:

— На воде экспериментируйте! Сколько можно пачкать квартиру!

Переглянулись, грязные мордахи на меня подняли:

— Точно! На воде! Гениально!

По настоянию мальчишек Ольгу подключили, потому что у меня вор не станет красть, а у нее может. Подруга, в отличие от меня, «на ура» идею восприняла. Ольга — она как дрожжи. Не трогаешь — сидит тихо. Пошел процесс брожения — выноси святых! К начальнику ходила, во всеуслышание кричала:

— Тоже уволюсь, если тут предатели работают!

Я ее упросила:

— Охолони! Не надо усугублять! От твоих революций мне только хуже!

Ольга мужа своего привлекла. Он у нее — радиомастер и вообще золотые руки. С его помощью мальчики довели ловушку до образцового срабатывания.

Вспоминаю сейчас то время. Обвинили в кражах — и весь мир казался состоящим из врагов и недоброжелателей. Ошибочно! Рядом были люди, в том числе дети, которые мою беду восприняли как свою. А многих я и не видела — не хотела видеть. В раковину спрятаться желала. А надо было, не стесняясь, о помощи просить. Мне-то помощь почти насильно навязали!