Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица - Страница 42

К оглавлению

42

Но я выдала полугодовую норму! И хотя на работе не раз видели мои слезы, тут все всполошились. Потому что я рыдала — будь здоров! На чемпионате плакальщиц оставила бы далеко позади всех соперниц.

Я сидела на стуле (меня уже одели), брызгала слезами, а вокруг меня суетились четыре женщины, утешали, как могли. В отдалении маячили Дим Димыч и Стасик. Я уже говорила, что у нас замечательный коллектив?

— Да сейчас мода в лифчиках ходить!

— Вспомни певиц на эстраде! Они все полуголые!

— Ну, хочешь, мы сейчас все разденемся?

— Пожалуйста, не надо! — испугался Дим Димыч.

— Алло! «Скорая»? — кричал в телефонную трубку Стасик. — Приезжайте срочно! Что случилось? У нас девушка рыдает! Какая валерьянка?..

В меня влили, наверное, три литра валерьянки.

И даже Амуров, который пришел, в большом гневе, выяснять отношения, увидев мою истерику, поостыл. Он решил, что меня терзает раскаяние и милостиво изрек:

— Прощаю, Лена! Не надо плакать!

Явление Амурова вызвало у меня последний слезный залп. А потом, наверное, наступило обезвоживание, кончилась свободная жидкость. Я только икала и чувствовала себя почему-то обновленной, легкой и чистой, только очень слабой.

Домой меня вез Стасик на своей машине. Дома я оказалась после полуночи. Нет, мы с ним… ничего интимного. Не успели отъехать от работы, как я, обессиленная водным кроссом, бессонной ночью и жутким стрессом, отключилась. И проспала четыре часа, свернувшись клубочком и положив голову Стасику на колени. Машина стояла под нашими окнами, Стасик сидел, боясь пошевелиться, а я дрыхла. Очнувшись, встрепенулась:

— Ой! Я долго спала?

— Минут десять.

Галантность ответа Стасика я поняла только дома, когда посмотрела на часы и выслушала гневные речи папы с мамой. Выглянула в окно. Стасик не уехал. Стоял рядом с машиной и делал физкультурные упражнения: приседал, поворачивал корпус, размахивал руками. От долгого сидения у него, наверное, тело застыло, одеревенело.

И на следующее утро Стасик за мной приехал. Если бы не он, я бы на работу не пошла, отпуск взяла или вообще уволилась. Но Стасик уговорил меня ехать трудиться. Верно заметил: только последняя негодяйка из бухгалтерии в конце квартала увольняется.

Далее началось… как бы правильнее сказать… нас со Стасиком принялись… сватать? женить? сводить? Давить на нас, обрабатывать, подталкивать, расписывать наши небывало прекрасные качества. Оказывается, все давно знали, что Стасик ко мне неравнодушен. А я постоянно бегаю к нему в кабинет. Враки! Всегда по делу к нему заглядывала! Что я виновата, что дел много бывает?

И даже Дим Димыч включился в кампанию. Начальственно изрек:

— Чтобы к концу второго квартала, к полугодовому отчету, эта проблема была ликвидирована! Какой-то шабаш свах, а не бухгалтерия!

Стасик возил меня на работу и с работы. Мы с ним веселились, обсуждая рьяные попытки сосватать нас. Но через некоторое время я поняла, что мое веселье — натужное, неискреннее. Мне тогда послышалось, что он звал меня замуж? Приснилось, сбрендило? Как обидно!

Приближался полугодовой отчет, мое томление достигло крайней степени, я решила в понедельник, после выходных, заговорить на скользкую тему со Стасиком. Как бы невзначай его спросить, он всем полуголым девушкам замужество предлагает?

К счастью, Стасик меня опередил. Не дожидаясь следующей недели, до выходных, в пятницу, около моего дома, в машине, глядя прямо перед собой, спросил хриплым голосом, безуспешно пытаясь изобразить, будто речь идет о мелочах:

— Может, нам и правда пожениться? Страсти утихнут.

Мне ничего не оставалось, как подхватить его тон, хотя душа запела, как выпущенные на волю сотни канареек.

— Разве ты выгодный жених? Все деньги спускаешь.

— Мне давно предлагают перейти в один банк. Зарплата на порядок, то есть в десять раз, больше.

— Правда? — искренне обрадовалась я. — Здорово! Поздравляю!

— Ты согласна?

— С чем?

— Сочетаться со мной законным браком.

— Нет, Стасик. Я мышей и тараканов боюсь. И терпеть не могу расхлябанных людей, сама такая. А ты — воплощение забывчивости и беспорядка.

— На самом деле, — Стасик по-прежнему на меня не смотрел, — я — жуткий педант и зануда. А беспорядком себя окружаю, чтобы с комплексами бороться.

— И бабник ты прирожденный. Будешь на сторону каждый месяц бегать.

— Информация о моей активности сильно преувеличена. Для тридцати шести лет я почти невинен. Один раз был женат, а остальное… остальное не в счет.

— Не надо! — погрозила я пальчиком. — Всех твоих пассий знаю, как облупленных! Чего одна Мария Луиза стоит!

Так прозвали заведующую отделом рекламы в одном из журналов. Крашеная вихлястая особа. Над столом у нее висит плакат с собственным фото и надписью: «Эта блондинка подобна замороженному шампанскому, которое, оттаяв, сулит много удовольствий. Франц Гер-ре о Марии Луизе, второй жене Наполеона I». Подвигами «Марии Луизы» в размороженном виде полнится земля.

— Ничего у меня с ней не было! — возмутился Стасик. — Лена, ты мне отказываешь?

Спросил, точно речь шла о сотне рублей до зарплаты. А я, начав кочевряжиться, уже остановиться не могла. Но чрезмерное кокетство и жеманство никого до добра не доводило. Повесил Стасик голову, обреченно пробормотал:

— Извини, Лена, что завел этот разговор. До свидания!

Вышел из машины, обогнул ее и открыл мне дверь. А я сижу, голову в плечи втянула. Дура дурой, хоть и полностью одета. Куда мне от своего счастья уходить? Короче…

Короче, мы поженились.

Объявление в газете

42